Сочи криминальный. Оборотень
Экстремальная журналистика. Самые громкие преступления в истории курорта. Автор Сергей Золовкин.
Леониду Брежневу он представился защитником Малой земли. Но для всех блатных это был Ванька-хитрый, самый артистичный мошенник СССР
Бывший фронтовой разведчик Ракульцев просматривал в курортной газете подробный отчет о сердечной встрече шахиншаха Ирана Пехлеви с председателем Сочинского горисполкома Воронковым. И тут между лопаток возник неприятный холодок. В промозглую мартовскую ночь сорок второго года сержант Ракульцев с тремя разведчиками взял „языка". И уже перед линией фронта напоролся на засаду. За секунду до тревожной ракеты и трассирующей очереди в голову лучшего друга Ракульцев ощутил такой же недобрый прицеливающийся взгляд, дернулся в сторону и спас себе жизнь…
Теперь же Петр Карпович заставил себя неторопливо дочитать объявление о продаже билетов в варьете ресторана „Ахун" и только после этого словно бы ненароком обернулся. За спиной никого не было. В предвечерний час субтропической нежной осени тупиковая аллея парка "Ривьера" была пустынной. И только скрывалась за поворотом фигура мужчины в легком плаща и в шляпе. Ракульцеву показалось, что именно этот плащ и эту шляпу он уже видел сегодня в Дендрарии.
Но тут же сделалось смешно за неуместные подозрения, за старческую свою мнительность. И Петр Карпович скомандовал отбой непонятной тревоге. Однако назавтра, собираясь на пляж, Ракульцев вынул из шкафа полотенце, машинально поправил сползающий с плечиков пиджак, и вдруг ощутил, что ему нечем дышать. На лацкане была совсем не та Золотая Звезда, что вручалась Ракульцеву в ноябре сорок третьего после форсирования Днепра и страшного боя на захваченном плацдарме.
Уж эту свою награду Петр Карпович не мог спутать ни с какой другой: дважды били по золоту осколки на излете, две вмятины на медали оставили. А теперь на пиджаке висела другая, новенькая. Конечно же, фальшивая, из начищенной бронзы. Нет на обороте впечатанного полукружьем „Герой СССР", нет номера 3227 и удостоверения на эту медаль тоже нет. Исчезло вместе с проездными талонами. А вот все 195 рублей почему-то на месте.
Петр Карпович попытался было заглянуть в нижний выдвижной ящик и ощутил вдруг, как раздирающая боль в груди затмевает сознание и бросает на пол лицом вниз.
Знакомый незнакомец
Кавалеру Золотой Звезды Героя Социалистического труда, депутату Верховного Совета СССР, знатному металлургу, инициатору громких всесоюзных починов Колябко тоже было плохо. "Улыбка", „Черные глаза", „Южная ночь", „Изабелла"... Чего они там еще с первым секретарем обкома за ночь понамешали? В голове было шумно, как в пятой домне. Колябко отказался от завтрака и упросил жену запереть его снаружи: кто из компании увидит ключ в регистратуре, подумает: ушел Володя морским воздухом дышать.
Владимир Викторович так и не смог потом вспомнить, то ли он уже заснул, то ли не успел, когда в замке заскрежетал ключ и на пороге палаты номер 330 возник совершенно незнакомый мужик лет пятидесяти в спортивном костюме олимпийской сборной страны. Был он статен, благородным лицом своим напоминал какого-то известного артиста, пляжное полотенце изящно перекинул через плечо.
— Ба, кого я вижу! — без промедления вскричал незнакомец разбрасывая руки для объятия. — Знаменитый Колябко собственной персоной!
— Здорово, — неуверенно буркнул Владимир Викторович. — А откуда вы...
— Так ты что, меня не узнал, что ли? — огорчился гость. — Прошлый год. Сессия Верховного Совета, ну? Потом гостиница „Россия". Буфет с пивом. Я еще пошутил: „Я — Герой пожилой, а ты, Володя, — молодой". Ну?
— Да вроде припоминаю, — расслабился Колябко.
— Ну, вот и отлично! - раскатисто хохотнул визитер. — Извини, что побеспокоил, Володя. Отдыхай. Мы с тобой еще встретимся. Не в санатории, так на сессии или в Кремле...
- Погодите, — Колябко наконец-то выбрался из постели. — Вы это... Как в мою палату угодили-то?
- Это и для меня загадка, молодой человек. — Седовласый горько вздохнул. - Контузия, годы... И потом, все двери здесь такие похожие. Я тут рядышком, через две стены...
Колябко, подавляя смущение, все-таки выглянул в пустынный коридор и увидел, как этот, судя по всему, большой начальник уверенно приблизился к палате N328, неспешно отпер дверь и скрылся за ней, помахав еще разок Владимиру Викторовичу рукой.
А еще через пару деньков следователь сочинского УВД Филиппов вынужден был побывать на месте происшествия в санатории ЦК КПСС имени Ленина. И вынести постановление о возбуждении уголовного дела "по факту кражи не установленным лицом костюма и Золотой Звезды Героя Социалистического Труда у гражданина Колябко В.В.".
Искусство беззаботного житья
В череде таинственных курортных происшествий с высшими наградами родины это уголовное дело было первым. Уж слишком значительной оказалась персона потерпевшего. Но до этого весь курортный сезон 1972 года сочинские детективы позволяли отдыхать себе и оставляли свободу действий для невиданного доселе вора. В первом томе дела N38459 есть несколько документов, более чем наглядно объясняющих методику улучшения милицейской статистики времен благословенного соцзастоя.
Проще всего было дела вообще не возбуждать. В санатории „Золотой колос", к примеру, у ветерана войны Козлова исчез из палаты пиджак с бронзовой копией Звезды Героя, удостоверением и книжкой ежегодных проездных билетов.
Старший лейтенант милиции Пирогов ограничил дознание констатацией печального факта и завершил проверочный материал стандартным для той беззаботной поры выводом:„Опрошенные сотрудники санатория пояснили, что никто из посторонних в этот день в корпусе не был. Поэтому установить лицо, которое могло бы совершить кражу пиджака, не представляется возможным. Преступление не представляет большой общественной опасности, возбуждение уголовного дела нецелесообразно".
Аналогичный отказ получил и Ракульцев из санатория "Кавказская Ривьера". А его Звезда в это время красовалось на мужчине, отчитывавшем администратора одесской гостиницы "Аркадия". Уже через полчаса в приемной первого секретаря обкома партии выросла все та же представительная фигура:
— То есть, как это вы меня не пустите? — грозно вопрошал "ветеран", предъявляя секретарше удостоверение Героя на имя Ракульцева. — Меня фашисты в Одессу пускать не хотели. Но я город все-таки освободил.
Еще через минуту растерянный первый секретарь стоял чуть ли не навытяжку. А разгневанный посетитель выговаривал ему за то, что освободители Одессы не могут получить номера „люкс" в гостиницах. Персек устроил выволочку начальнику управления гостиничного хозяйства. Кого-то из не очень значительной номенклатуры срочно вымели из лучшего номера. А пожилая секретарша долго еще потом вспоминала, где же она уже встречала этого громогласного Героя?
Гораздо позднее придет озарение: этот же человек незадолго до войны работал инструктором оргинструкторского отдела Сталинского РК компартии большевиков Украины! Причем, именно в Одессе, на Либкнехта, 19. Но фамилия его тогда была совсем другая. Кажется, Денисов. Да-да, Денисов! И звали его по всем документам Александром Александровичем.
Побег на виду у всех
Известный всей Москве зубной техник Кушнер очень уважал валютные магазины „Березка". Хоть здесь приличного человека не унижают очередями и продавцы никогда не хамят. Игорь Аронович подобрал для сына отличные югославские туфли за семь сертификатных рублей и замер в нерешительности перед итальянским костюмом.
— Как ты считаешь, Сонечка, мне пойдет такой пиджак? — начал было Кушнер. Но тут в семейный диалог вмешался седовласый красавец с рядами орденских планок и Звездой Героя.
Представившись Константином Константиновичем Воробьевым, ответственным работником Минлегпрома, красавец заметил, что только позавчера прилетел из Рима, а там такие вот костюмы являются визитной карточкой состоятельных синьоров.
Кушнер вместе с женой и двухметровым сынишкой Аркашенькой отправились в кабинку примерять обнову. Но какая-то неясная тревога вдруг напомнила Игорю Ароновичу об оставленной в старом пиджаке валюте. Ни сертификатов, ни долларов, ни даже простых советских рублей в карманах уже не было.
- Это он, он, который из Италии! — вскричал тяжелоатлет Аркаша, выбегая из „Березки". „Итальянца" он настиг в полусотне метров от магазина. Учуяв громыхание шагов, тот не обернулся и движения не ускорил. Просто вытащил деньги и спокойно опустил их в урну.
Все дальнейшее пусть и сухо, но достаточно подробно изложено в рапорте начальника 120-го московского отделения милиции: "Начальнику Черемушкинского райотдела подполковнику Львову. В 15 часов 10 минут в отделение милиции гражданином Кушнером А.И. был доставлен гражданин со Звездой „Герой СССР" № 3227 и удостоверением Героя на фамилию Козлова Г.Ф.
Доставленный гражданин пояснил, что проживает в Ленинграде по улице Пятой Советской, дом 22, квартира 23. Оперативной проверкой через дежурного УВД Ленинграда установлено, что по указанному адресу Козлов не значится.
Сотрудник наградного отдела Министерства обороны Никифоров С.А. сообщил, что Звезда №3227 принадлежит Ракульцеву П.К. и числится в розыске как утерянная. В приемной председателя Президиума Верховного Совета СССР помощник тов. Подгорного тов. Степанов сообщил, что фотография на удостоверении Героя должна быть заверена только печатью Президиума. В проверяемом же удостоверении — печать Ждановского райсобеса Ленинграда, похищенная из райсобеса в феврале прошлого года.
Доставленный заявил тогда, что у него имеются другие документы, которые он якобы оставил у своего фронтового друга в городе Крюково. Адрес друга он не помнит, но показать сможет. Инспектор УР Каменев и участковый уполномоченный Драчков повезли доставленного в Крюково. Но по дороге тот стал падать в обморок, терять сознание, в результате чего был возвращен в дежурную часть, где и был оставлен до прибытия „скорой помощи" под присмотром дежурного Панина, от которого пришедший в себя гражданин сбежал, о чем и сообщаю в данном рапорте".
„Сбежал" — сказано чересчур громко. Дежурному в тот вечер было не до какого-то гражданина, оставленного на скамеечке угрозыском. Лежит себе смирненько, ну и пусть лежит. А у майора Панина что-то не получалось с документацией. При передача смены это беспокоило больше всего. Пока пересчитывали с новым дежурным талоны на питание задержанных, "больной" очнулся, не спеша поправил костюм и с достоинством покинул отделение. Гораздо позднее начинающие московские сыщики узнают, какую крупную добычу они так нелепо упустили.
Личная война муровца Серегина
Из свидетельских показаний бывшего сотрудника МУРа, пенсионера Дмитрия Серегина: „Среди фото, предъявленных следователем из Сочи я уверенно опознаю вторую слева, на которой изображен „Иван хитрый", он же Авин Иван Арсентьевич, он же Абдершин Аримкай Абдуллович, Бутюгин Алексей Георгиевич, Серебряков Николай Михайлович, он же Петров, Киреев, Дьячков и так далее, всего двадцать фамилий.
Я знаю его с 1947 года как карманного вора высшей квалификации с большим стажем. Именно тогда я задержал его впервые с поличным на кошельке в Московском ЦУМе под фамилией Кокора и с поддельными документами на это имя. Лжекокора был со Звездой Героя, вел себя хладнокровно, дерзко, потребовал встречу с высшим руководством МУРа и там убедил всех в подлинности имеющихся у него наград и документов, после чего заставил меня через свое руководство извиниться перед ним за незаконное задержание. Ваньку-хитрого не только отпустили, но и подвезли на машине начальника МУРа до вокзала.
Через пять лет я пытался задержать Авина на стадионе „Динамо" прямо „на кармане" болельщика. Но Иван, прикрываясь уже другой Звездой Героя, стал звать на помощь бывших фронтовиков. Воспользовавшись вмешательством толпы он скрылся. Мне же были нанесены легкие телесные повреждения.
Однако в 1957 году я все-таки сумел взять Авина в Бабушкине в момент совершения карманной кражи под прикрытием документов и наград Героя Советского Союза Киреева. „Иван хитрый" был осужден тогда на пять лет под фамилией Петрова.
Всего судимостей у него свыше пятнадцати, два смертных приговора и лет 150 лишения свободы, из которых Авин отбыл лишь малую часть, потому что постоянно совершая дерзкие и хитроумные побеги, включая даже применение специальных блоков, переброшенных через линию высоковольтной передачи.
Авин любит представляться крупным офицером НКВД-КГБ, депутатом Верховного Совета, резидентом закордонной агентурной разведки, приехавшим на Родину в кратковременный отпуск. Перед кражей долго „ведет" свою жертву, изучая манеру поведения, местожительство, распорядок дня. Привык отдыхать в летнее время в самых дорогих гостиницах престижных курортов по поддельным документам.
В Москве бывает практически ежегодно, кроме тех лет, когда отбывает очередное наказание. Обязательно посещает Сандуновские бани, самые дорогие рестораны и нашумевшие театральные премьеры".
Спектакль "настоящего полковника"
Заниматься нераскрытыми делами прошедших лет большинство следователей МВД не любит. У этих рабочих лошадок милиции воз и без того перегружен текучкой. По собственной следственной практике помню, как нагрузка достигала порой сорока дел одновременно. И за каждое нарушение сроков расследования — крупные неприятности.
Так что "важняк" Сочинского УВД Анатолий Малаев мог бы, казалось, не копать так глубоко отказной материал по факту подмены Звезды у Ракульцева. Мог бы не вытаскивать из архивов страны нераскрытые дела с аналогичным преступным почерком. Мог бы, если бы не уважал себя как профессионала. Вот и принялся Анатолий Васильевич за безнадежный "висяк". И сдвинул его с мертвой точки после опознания Козловым бронзового муляжа, оставленного на пиджаке у Ракульцева.
Выяснилось еще нечто весьма любопытное. Оказывается, через неделю после происшествия состоялся к Ракульцеву, едва оправившемуся от сердечного приступа, весьма странный визит. Навестил его в санатории статный полковник госбезопасности. Показал удостоверение. У старого разведчика документ подозрений не вызвал.
- Примем все меры к розыску по нашей линии, — пообещал "настоящий полковник", вытер испарину со лба и словно бы случайно опустил платок на край полированного стола. Уже гораздо позднее, на допросах, Авин признается Малаеву: так он убрал отпечаток пальца, в спешке оставленный во время первого тайного визита.
- Деньги я специально не трогал, чтобы малым ущербом милицейский пыл охладить, — откровенничал Авин. — И все же. Нашелся бы такой же как вы... чудак. Стал бы порошком поверхности обрабатывать...
Увы,„чудака" в октябре 72-го не нашлось. А год спустя, когда Малаев Ваньку-хитрого таки вычислил и задержал, уже никакая газовая сажа, окись цинка либо иные средства следокопирования помочь не смогли бы. Нужно было наверстывать упущенное иными способами. И вот во все милицейские подразделения СССР старший следователь разослал ориентировки со словесным портретом. Откликнулись из 120-го отделения милиции Москвы. Так об Авине стало известно в Сочи. А фотография „итальянца" точно совпала с данными ориентировки.
От улики к улике
Пошла кропотливая, будничная, серая следственная работа. Сбор копий приговоров прошлых судебных дел Авина. Установка его связей и знакомств. В сочинской гостинице „Ленинград" Малаев раскопал анкету на полковника Дивина, Героя Советского Союза, прописанного в Торжке Калининской области. Этот адрес все время не давал Малаеву покоя. Что-то очень важное было связано с ним.
Ну, точно, вот она, копия приговора: „Специальный лагерный суд по факту попытки побега осужденного Абдершина... Совершив в Казани кражу удостоверения „Герой СССР" на имя Абдершина, выкрал затем в ресторане „Селигер" того же города Золотую Звезду у Егорова, водружавшего Знамя Победы над рейхстагом... Подсудимый пояснил специальному лагерному суду, что он возвратился в Калинин с Белорусского фронта, где воевал в 350-й пехотной Орловской дивизии и был ранен я голову осколком..."
Ранен был Авин вовсе не осколком, а заточкой из напильника в „зоне", по ходу карточной игры. Но это мелочи. Куда важнее для следователя Малаева были такие строки из архивного дела: „В Калинине я купил все награды у неизвестного, чтобы покрасоваться перед сестрой, Аграфеной Сверчковой..." Это уже был след. И по нему надо было продолжать поиск неуловимого лицедея, сменившего в своей жизни тысячу ролей.
После того, как вышел Малаев на забытую всеми Аграфену Сверчкову, „раскрутка" по делу ее брата стала набирать обороты. Одинокая женщина хранила любую весточку от Ванечки. Одно из писем оказалось из Москвы и руке Авина не принадлежало.
Большая вера маленькой Верочки
...Верочку Нифонтову, десятиклассницу Калининской школы имени маршала Блюхера, Авин спас от голодной смерти в тридцать третьем году. Ее и маму он откармливал такими яствами, что однажды Верочка не выдержала и спросила, откуда все это? Стало страшно от взгляда Авина, ставшего вдруг бешеным, и навсегда запомнились слова, что вколачивал Иван, словно гвозди: — Никогда ни о чем меня не спрашивай! У меня секретная и опасная работа, и любой твой дурацкий вопрос сможет погубить всех нас. Молчи, жди, верь — и у тебя все будет!
...Когда родился Виктор, Иван был на очередном секретном задании. Изредка пересылал почтой деньги, и немалые, из самых разных городов страны. Однажды, уже в тридцать девятом, передал с каким-то человеком письмо: „Дела разворачиваются любопытно. Слишком много освобождается мест, чтобы этим не воспользоваться. Поработал немного в областном суде, сейчас — в райкоме партии. Передаю тебе подтверждающие документы на имя Денисова. Так надо. Сбереги их!"
Справки о хорошей работе судьи А.А.Денисова, переведенного из правосудия в Сталинский райком партии города Одессы, Верочка сохранила. А вот маму не уберегла. Та умерла перед самой войной. Незадолго до этого Авин, респектабельный, располневший, в отличном двубортном костюме, привез эту тихонькую старушку к Верочке. И уже в июле 41-го Верочка вместе со свекровью и сынишкой метались среди таких же обезумевших от страха беженцев и молила Бога о помощи. Потому что на помощь своего Ивана рассчитывать ей было нельзя.
Привезенные Авиным деньги, почти десять тысяч рублей, были зашиты в одеяло и пропали на одном из вокзалов. Жить стало очень голодно. Не втором году войны умерла мама Ивана, Наталья Васильевна. Расставалась с жизнью долго, трудно. Угасая, она все порывалась идти куда-то, просила Господа спасти Ивана и дать ей в последний раз увидеть сына, а также доченьку Аграфену.
Верочка успела с телеграммой, и Аграфена с сыном-железнодорожником прикатили к последним минутам. Поминая бабушку привезенным с собой самогоном, железнодорожник хвалил Ивана: тот надоумил племянника укрыться от войны железнодорожной „бронью". А сам ушел на „зону" с малым сроком. Специально засветился при краже.
Узнав, что ее муж вор со стажем, недавняя комсомолочка-активистка Вера Нифонтова закаменела и стала искать хоть какой-нибудь закуток, где можно набросить на себя петлю. Но попался на глаза стульчик сынишки. И Верочка наконец-то поняла, что деваться ей некуда. Что ботиночки у Вити вконец прохудились. Что ему скоро в школу. И что никому больше на этом жестоком белом свете сын ее не нужен.
Авин появился в сорок седьмом и сказал, что они переезжают во Львов, в особняк бывшего пана. Он оборвал Верочкино „нет", сказав, что хорошей жизни в этой нищей стране обязательно кому-то не будет хватать.
— Так будет всегда, — отрезал Иван, — Но не у нас. Не у нашего сына. Кстати, на новом месте он будет называть меня „дядя". А для тебя я старший брат. Так надо, Вера! У меня пока другая жена. И у нее скоро будет ребенок. Но это прикрытие. А настоящее только вы.
- Из Львова он перевез нас с Витенькой в Москву, — рассказывала Малаеву Нифонтова. — „Сделал" квартиры в центре — и нам, и этой... второй жене с дочерью. Он кормил всех нас, одевал все эти годы. Дочку этой... Рычковой он пристроил в престижный институт, Виталию помог стать журналистом, комментатором на Центральном телевидении, купил ему машину. Он сделал все, чтобы мы хорошо жили. Но мне кажется иногда, что он нас всех погубил…
Царский подарок от Генерального секретаря
У Рычковой срочный обыск производился без санкции. Малаев едва успел предупредить по телефону об этом прокурора Свердловского района Москвы. Как потом признавался "Иван хитрый", результаты этого внезапного обыска оказались наиболее сокрушительными. Малаев обнаружил то, без чего вся дальнейшая жизнь стареющего уголовного авторитета" утрачивала смысл. Ведь у второй жены „Ивана хитрого" хранилось письмо Денисову от ленинградки Варнавиной.
Изобретательность ревнивой женщины сильнее любых предосторожностей. Рычкова попросту стащила любовное письмо у великого мастера карманных краж. Обыск в Ленинграде превзошел все ожидания. В чемодане, припрятанном у Варнавиной, было сотни две фотопортретов Авина-Петрова-Денисова. В форме полковника КГБ. В форме генерала авиации. Со значком депутата Верховного Совета. Авин под пальмами. У голубых елей Кремля. Авин улыбается. Хмурится... Но ни одной групповой фотографии. Даже с собакой.
Варнавина, судя по всему, была ошеломлена увиденным в чемодане. Целый набор бронзовых муляжей звезд „Герой СССР". Колоды крапленых карт. Специальные воровские щипцы „уистити", позволяющие открыть замок с ключом внутри. Но особенно любопытен был набор документов на имя Денисова.
Здесь все было подготовлено для обеспеченной и всеми уважаемой старости. Подтвержденная трудовой книжкой, справками, заключениями и наградными листами биография труженика, претендующего на персональную пенсию. Диплом юриста. И целая кипа документов, дающих право А. А. Денисову на двухкомнатную квартиру в престижном актерском кооперативе в самом центре Москвы.
Положительное решение Бауманского райисполкома было, судя по всему, предопределено высочайшей резолюцией на жалобе, посланной лично Леониду Ильичу:„Думаю, Генеральному секретарю ЦК КПСС, нашему мудрому и заботливому вождю будет очень неприятно узнать, что воевавший, как и он, в восемнадцатой армии защитник Малой Земли вынужден рассказывать о подвигах своего знаменитого однополчанина где угодно, кроме нашей родной столицы..."
Сын - за отца…
Вот только, авинский ли почерк в этой жалобе? Малаев готов был биться об заклад, что такую характерную букву „т" он уже видел в другой рукописи...
„Мне, сотруднику Сочинского филиала Краснодарской научно-исследовательской криминалистической лаборатории Лабзиной, были предъявлены на исследование удостоверения на имя Конина, Авина, Козлова и жалоба на имя Генерального секретаря ЦК КПСС Л. И. Брежнева, начинающаяся со слов: „Дорогой и великий наш однополчанин...", заканчивающаяся словами: „...будет решен положительно ".
В качестве сравнительного материала представлены образцы почерка Авина Виктора Ивановича: свободные в виде рабочих записей корреспондента, условно-свободные на пяти листах и экспериментальные, выполненные Авиным по заданию следователя левой и правой руками под диктовку...
...Перечисленные выше совпадающие признаки устойчивы и образуют по количеству и идентификационной значимости неповторимую совокупность, являющуюся достаточной для категоричного вывода о том, что асе исследуемые записи, включая и те, что внесены в пенсионные удостоверения и в жалобу, выполнены Авиным Виктором Ивановичем. Фототаблицы с заключением судебной экспертизы прилагаются ".
Из показаний подозреваемого Авина В.И., комментатора Главной редакции пропаганды Гостелерадио СССР: „...Я понял, что это мой отец, когда мы переехали во Львов. Я бросился к нему, веря, что он подхватит меня, поднимет к самому потолку. Так мне всегда хотелось. И так не было никогда. Он выставил перед собой ладонь: „Ну, здорово, племянник!" И мама, не глядя на меня, повторила несколько раз: "Это твой дядя, Витенька. И мои старший брат".
Правду я стал узнавать только в десятом классе. Отец посадил меня напротив в еще не обставленной московской кухне. И глядя прямо в глаза стал рассказывать о своем умении обманывать и воровать. Это было страшно. Отец сказал мне, что он вор „в законе". И что я искалечу себе судьбу, если когда-нибудь кому-нибудь буду рассказывать об этом.
- Ты не сможешь учиться в институте, не будешь никогда работать на приличной должности и не войдешь в круг солидных людей, если они узнают, кто твой отец, — предупреждал Авин. И советовал мне не повторять участь глупцов, не бояться обманывать, когда это нужно для жизни.
Я обманывал в университете, и это позволило получить диплом. Обманывал на Гостелерадио и это помогло пробиться в Главную редакцию пропаганды, получить выезд за границу. Однажды отец появился, как всегда неожиданно, и подарил мне к свадьбе 16 тысяч на машину. А потом пришел с бланком какого-то документа. Я хотел прогнать его. Но он опять выложил деньги. И намекнул, что на моей работе могут узнать, чьим сыном я являюсь.
Я стал делать все, что он просит. И стал бояться потерять все, что уже имел. Я ждал отца с новыми подарками и ненавидел его за тот страх, что уже поселился во мне. Теперь я понимаю, что страшнее всех он обворовал нас с мамой. И этого ему я никогда не прощу".
Финита ля трагедия
Малаев вспоминает, что до конца эти признания сына Авин-старший дочитать так и не сумел. Взяли его осенью 1973 года прямо из бассейне Сандуновской бани. Иван-хитрый не сопротивлялся. И аресту не удивился вовсе. Он ждал его. Благодаря стараниям старшего следователя ро особо важным делам к тому времени у Авина не оставалось даже того, что он берег с особой тщательностью, на что надеялся как на последнюю и на самую крупную ставку своей пестрой жизни, составленной из тысячи ролей.
Иван-хитрый был полностью деморализован, узнав о раскрытии своего последнего убежища. Потрясло его и привлечение сына по статье 196 за систематическую подделку документов. Это был уже не блестящий светский собеседник, ироничный и насмешливый оппонент. Перед следователем сидел усталый, враз обмякший, осунувшийся старик. Впервые, может быть, не играющий роль: — Думаете, цацки эти мне нужны были только золотишка ради? Или для прикрытия, чтобы щипать по карманам проще было? — откровенничал Авин-Петров в следственном кабинете.
— Что эти двадцать с половиной граммов золотого сплава 950-й пробы? Нет, у этих звездочек совсем другой вес имеется. Мы ведь все делимся на униженных и унижающих, оскорбленных и оскорбляющих. Уж очень не хотелось мне быть в первой категории. Со Звездой ты и очередями не мят, и хамством не бит, и бюрократами не заплеван. Хочешь человеческого к себе отношения, покажись Героем!
...Все обвинения Авин признал не сопротивляясь. И только перед подписанием протокола объявления обвиняемому об окончании предварительного следствия попросил он Малаева об одном небольшом должностном нарушении: разрешить прогуляться к морю.
Авин жадно впитывал в себя малиновый цвет солнца, утопающего в море за маяком, глотал сырой соленый воздух, любовался пикирующими чайками… Но вдруг напрягся как перед броском и Малаев перехватил острый охотничий взгляд. Мимо важно проследовал отдыхающий в адмиральском мундире. В лучах заката посверкивала на кителе золотая Звезда…
ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ: В ноябре 1973 года по трем статьям Уголовного кодекса Центральный райнарсуд Сочи приговорил особо опасного рецидивиста Авина-Петрова к очередным 10 годам лишения свободы. Сын его получил год исправительных работ. Но уже через несколько лет к Малаеву пришел запрос:„Просим содействовать направлению копии приговора на Авина И.А., обвиняемого Сухумским ОВД в кражах Звезд „Герой СССР", личного имущества граждан, подлоге, хищении документов. Подследственный находится в лазарете СИЗО, состояние тяжелое. Срок по его делу истекает... Начальник следотдела ОВД Сухгорисполкома майор Аршба".
